Жить стоит хотя бы ради того, чтобы побывать в любимом городе еще раз и съесть мороженого с карамелью...
- Кради вот эти… - Тихо шепнула луна, скользнув лучом по огненным цветам папоротника. Я дотронулся до них, но не сорвал. Провел рукой по мху, зачерпнул глубокую тень и побежал дальше по лесу. Я не сорву этих цветов. Я не вор.
Совсем скоро небо здесь вздохнет первыми всполохами молний и закашляется громом. Вороны унесут на крыльях ночь, и меня заодно. Я тихо улыбаюсь. Мои крылья сами просятся в путь. И я готов! Я готов мчаться прочь! Про-о-чь!
Мое сердце бьется в ребра, легкие готовы разорваться от ликования, в голове нет больше ни одной целой мысли. Мне все это ни к чему, ведь я готов!
Мне ни к чему удача и счастье, которое сулят цветы папоротника. Нет. И луна зря дразнит меня ими. Мне не надо. Меня ждут мои города. Зря луна пытается подкупить меня огненными цветами. Пускай папоротник цветет, пока не придет гроза. У этих цветов осталась четверть часа. Целых пятнадцать безумных минут горячего вкуса жизни до грозы.
Вороны порвали когтями небо, шумной толпой пролетели над моей головой, и я знал, что пора. Я пристроил за спиной два крыла и… в путь! Да! Туда!…
А там…
Там, где мертвые города… просто были мертвы…
Там собиралась гроза. Там было прекрасное грозовое небо, и тяжкий воздух со вкусом пыли.
Там первые капли дождя с оглушающим грохотом разобьются об асфальт через два часа.
Небо звенит от напряженья, а в домах грохочут телефоны, разрываясь тысячей фраз об урагане.
В школе на доске белым мелом и твердыми буквами написано: Нет.
Но что это за «НЕТ»? Никто не знает. Это только слово, хранящее чертову пропасть вероятностей, возможностей и неизбежностей.
Ураган идет. Душно. Жара бьет по нервам рикошетом. И люди дышат тяжело и глубоко, прячутся в домах и закрывают окна.
А я спрятал крылья в коробку, я иду по пустеющим улицам, я дышу по-настоящему, глубоко. Я жадно вдыхаю предгрозовую пыль, я готов руками сжать стальную ткань неба. Цвет вороненой стали. О, боги, хранящие чертову вечность вероятностей! Я жив!
Сухие листья и пыль танцуют на опустевших дорогах фокстрот, под ритмы шагов и бесконечных лент асфальта с белой разметкой.
До грозы два часа. Я жив! Слышите, великие и сильные, ткущие легкий саван этому миру, боги?! Я - бог! Я живой бог!
Кажется, воздух сошел с ума и завис над городом пыльной, раскаленной пеленой. Небо темной яростью душит дома. И я готов танцевать! Я – агония этого города!
Я тяну руки к небу, я прошу у неба дождя.
Не нужно больше огня. Крыши и так текут на асфальт расплавленной сталью.
Грозовое небо отражается в расплавленных крышах и смеется. Теперь нужен дождь. Нужны молнии, которые будут бить в землю, разбивая спокойную жизнь вдребезги. Зачем все прячутся по домам? Глупцы! Это же праздник неизбежности!
Деревья. Они не шелестят. Они застыли от нестерпимого жара. Они пыльные и уставшие и больше не могут ждать. И мне нужна война огня и воды! Давай же, дождь, затопи это все, разгроми. Ветер, разметай этот мир в пух и прах! Зачем вам всем спокойная жизнь! Не верю, что вам всем нравится так! Я не верю вам! Я просто захлебываюсь своей силой! Я захлебываюсь своей жизнью!
Листы вчерашних газет, растрепанные и смятые, никому ненужные, тоскливо ждут ветра. Им хочется плясать, им хочется бесшабашного веселья, которого хочется каждому, кто вдруг оказался не нужен, скомкан и выброшен. Вакханалия, агония… Как ни назови, это просто праздник неизбежности.
Я захожу в пустой подъезд, в брошенную квартиру. Я ставлю коробку с крыльями на пол посреди пустой комнаты. И иду гулять по опустевшему городу. Хватит прятаться! Дышать! Мне нужно дышать, мне нужно быть живым!
Я – безымянный бог, который идет по пыльной дороге и знает, что жив.
Я стою посреди пустого города, брошенного, мертвого как после блокады. Пустые окна, телефонные звонки, на которые некому ответить. Все убежали из этого города. Хотя и при них он был мертв. Ни наличием, ни отсутствием людей этого не изменишь, черт побери!
Я смотрю в небо, я смеюсь и кричу что-то. Я захлебываюсь счастьем, я на лезвии ножа, я на кончике иглы, я будто увяз в песках. Я жив!
Волна обезумевшего ветра, сильного и свободного, будто конь, сбросивший седока, захлестывает меня, разносит к черту всю мою нервную систему, все мысли и образы. Я!
Я раскинул руки в стороны, я живу, я дышу, я есть, я бог!
Но пора. Я иду к оставленной коробке. В ней крылья и куриные боги, маленькие камушки с дырочками. Крылья мои, а куриных богов нужно вернуть морю. Их у меня сотни. Маленькие овальные камушки с аккуратными дырками, они приносят счастье. Если поверить в то, что эти камушки приносят счастье, то у меня, безымянного бога, его должно быть очень-очень много счастья, целое море… Только вот это не так. Ну да ладно.
И я пристраиваю крылья за спиной.
Счастье не мое. Это счастье моря. Это его волны, это его покой. А мне чужого счастья не надо.
Я забираю у городов счастье, куриных богов. У многих в тумбочках, ночных столиках лежат такие камушки. Но… Когда идет ураган, и люди бегут, они хватают все, что угодно: паспорт, деньги, фотографии. Но только не свое счастье, не эти маленькие камушки. Я забираю их, а потом ураган рушит эти города.
Когда я соберу все, я верну их морю. Не нужно счастье людям. И так решил не я.
Я безымянный бог, я просто делаю свою работу.
Только перед грозой я начинаю дышать. Начинаю дышать по-настоящему, глубоко, этим воздухом, раскаленным, пыльным, готовым в любой момент разорваться ледяным дождем.
Безымянный бог, я иду по пустым улицам, напевая мотив песни. Где-то далеко начинает грохотать. Я поднимаю глаза к небу и улыбаюсь, машу рукой.
До грозы час.
Я быстрым шагом иду по улице, сегодня у меня хороший улов. За спиной остаются пустые перекрестки с раскаленным асфальтом и крышами, готовыми стечь на дорогу расплавленной сталью.
Я иду в старую школу, прослеживаю пальцем слово «нет», написанное мелом на доске и стираю его рукой. Ураган будет. Он неизбежен, сколько не пиши слово «НЕТ».
Вот дети никогда не бросают куриных богов…
Потом быстрым шагом я обхожу дома, забираю счастье моря.
Около одного дома сидит старик. И он не собирается бежать. Я говорю:
- Ураган идет. Уезжай.
- Нет. – Скрипучий голос разносится по пустым перекресткам, и я только пожимаю плечами. И я понимаю, это тоже неизбежность. Каждый принимает решение сам.
Я собрал всех куриных богов, которые только были здесь. Ребра изнутри распирает восторг. Я кричу. Я готов вопить и лететь. Это праздник чертовой неизбежности! Каждый сам принимает решение, и скоро я отдам морю его счастье!
А что потом? Потом я отстрою заново города, и попробую еще раз. А вдруг? Все-таки вечность хранит чертову пропасть неизбежностей, возможностей, вероятностей. Когда-нибудь получится. Ведь у меня, безымянного бога, в запасе еще одна целая вечность и…
До грозы четверть часа.
Я иду по раскаленному асфальту, я иду босяком. За спиной прилажены черные крылья, раскрытые, они ловят отблески молний. В руках - коробка. Перекрестки сменяют друг друга, дорога устало тянется вверх по холму. Я останавливаюсь на холме и смотрю на город. Небо устало сдерживать ярость и хлынуло на дома дождем. Кажется, крыши, бетон, асфальт, - все это шипит, как только вода касается их. Ветер рвет крыши, ломает ветви. И я ликую.
И я иду дальше по дороге. Ураган обещал подбросить меня.
Совсем скоро небо здесь вздохнет первыми всполохами молний и закашляется громом. Вороны унесут на крыльях ночь, и меня заодно. Я тихо улыбаюсь. Мои крылья сами просятся в путь. И я готов! Я готов мчаться прочь! Про-о-чь!
Мое сердце бьется в ребра, легкие готовы разорваться от ликования, в голове нет больше ни одной целой мысли. Мне все это ни к чему, ведь я готов!
Мне ни к чему удача и счастье, которое сулят цветы папоротника. Нет. И луна зря дразнит меня ими. Мне не надо. Меня ждут мои города. Зря луна пытается подкупить меня огненными цветами. Пускай папоротник цветет, пока не придет гроза. У этих цветов осталась четверть часа. Целых пятнадцать безумных минут горячего вкуса жизни до грозы.
Вороны порвали когтями небо, шумной толпой пролетели над моей головой, и я знал, что пора. Я пристроил за спиной два крыла и… в путь! Да! Туда!…
А там…
Там, где мертвые города… просто были мертвы…
Там собиралась гроза. Там было прекрасное грозовое небо, и тяжкий воздух со вкусом пыли.
Там первые капли дождя с оглушающим грохотом разобьются об асфальт через два часа.
Небо звенит от напряженья, а в домах грохочут телефоны, разрываясь тысячей фраз об урагане.
В школе на доске белым мелом и твердыми буквами написано: Нет.
Но что это за «НЕТ»? Никто не знает. Это только слово, хранящее чертову пропасть вероятностей, возможностей и неизбежностей.
Ураган идет. Душно. Жара бьет по нервам рикошетом. И люди дышат тяжело и глубоко, прячутся в домах и закрывают окна.
А я спрятал крылья в коробку, я иду по пустеющим улицам, я дышу по-настоящему, глубоко. Я жадно вдыхаю предгрозовую пыль, я готов руками сжать стальную ткань неба. Цвет вороненой стали. О, боги, хранящие чертову вечность вероятностей! Я жив!
Сухие листья и пыль танцуют на опустевших дорогах фокстрот, под ритмы шагов и бесконечных лент асфальта с белой разметкой.
До грозы два часа. Я жив! Слышите, великие и сильные, ткущие легкий саван этому миру, боги?! Я - бог! Я живой бог!
Кажется, воздух сошел с ума и завис над городом пыльной, раскаленной пеленой. Небо темной яростью душит дома. И я готов танцевать! Я – агония этого города!
Я тяну руки к небу, я прошу у неба дождя.
Не нужно больше огня. Крыши и так текут на асфальт расплавленной сталью.
Грозовое небо отражается в расплавленных крышах и смеется. Теперь нужен дождь. Нужны молнии, которые будут бить в землю, разбивая спокойную жизнь вдребезги. Зачем все прячутся по домам? Глупцы! Это же праздник неизбежности!
Деревья. Они не шелестят. Они застыли от нестерпимого жара. Они пыльные и уставшие и больше не могут ждать. И мне нужна война огня и воды! Давай же, дождь, затопи это все, разгроми. Ветер, разметай этот мир в пух и прах! Зачем вам всем спокойная жизнь! Не верю, что вам всем нравится так! Я не верю вам! Я просто захлебываюсь своей силой! Я захлебываюсь своей жизнью!
Листы вчерашних газет, растрепанные и смятые, никому ненужные, тоскливо ждут ветра. Им хочется плясать, им хочется бесшабашного веселья, которого хочется каждому, кто вдруг оказался не нужен, скомкан и выброшен. Вакханалия, агония… Как ни назови, это просто праздник неизбежности.
Я захожу в пустой подъезд, в брошенную квартиру. Я ставлю коробку с крыльями на пол посреди пустой комнаты. И иду гулять по опустевшему городу. Хватит прятаться! Дышать! Мне нужно дышать, мне нужно быть живым!
Я – безымянный бог, который идет по пыльной дороге и знает, что жив.
Я стою посреди пустого города, брошенного, мертвого как после блокады. Пустые окна, телефонные звонки, на которые некому ответить. Все убежали из этого города. Хотя и при них он был мертв. Ни наличием, ни отсутствием людей этого не изменишь, черт побери!
Я смотрю в небо, я смеюсь и кричу что-то. Я захлебываюсь счастьем, я на лезвии ножа, я на кончике иглы, я будто увяз в песках. Я жив!
Волна обезумевшего ветра, сильного и свободного, будто конь, сбросивший седока, захлестывает меня, разносит к черту всю мою нервную систему, все мысли и образы. Я!
Я раскинул руки в стороны, я живу, я дышу, я есть, я бог!
Но пора. Я иду к оставленной коробке. В ней крылья и куриные боги, маленькие камушки с дырочками. Крылья мои, а куриных богов нужно вернуть морю. Их у меня сотни. Маленькие овальные камушки с аккуратными дырками, они приносят счастье. Если поверить в то, что эти камушки приносят счастье, то у меня, безымянного бога, его должно быть очень-очень много счастья, целое море… Только вот это не так. Ну да ладно.
И я пристраиваю крылья за спиной.
Счастье не мое. Это счастье моря. Это его волны, это его покой. А мне чужого счастья не надо.
Я забираю у городов счастье, куриных богов. У многих в тумбочках, ночных столиках лежат такие камушки. Но… Когда идет ураган, и люди бегут, они хватают все, что угодно: паспорт, деньги, фотографии. Но только не свое счастье, не эти маленькие камушки. Я забираю их, а потом ураган рушит эти города.
Когда я соберу все, я верну их морю. Не нужно счастье людям. И так решил не я.
Я безымянный бог, я просто делаю свою работу.
Только перед грозой я начинаю дышать. Начинаю дышать по-настоящему, глубоко, этим воздухом, раскаленным, пыльным, готовым в любой момент разорваться ледяным дождем.
Безымянный бог, я иду по пустым улицам, напевая мотив песни. Где-то далеко начинает грохотать. Я поднимаю глаза к небу и улыбаюсь, машу рукой.
До грозы час.
Я быстрым шагом иду по улице, сегодня у меня хороший улов. За спиной остаются пустые перекрестки с раскаленным асфальтом и крышами, готовыми стечь на дорогу расплавленной сталью.
Я иду в старую школу, прослеживаю пальцем слово «нет», написанное мелом на доске и стираю его рукой. Ураган будет. Он неизбежен, сколько не пиши слово «НЕТ».
Вот дети никогда не бросают куриных богов…
Потом быстрым шагом я обхожу дома, забираю счастье моря.
Около одного дома сидит старик. И он не собирается бежать. Я говорю:
- Ураган идет. Уезжай.
- Нет. – Скрипучий голос разносится по пустым перекресткам, и я только пожимаю плечами. И я понимаю, это тоже неизбежность. Каждый принимает решение сам.
Я собрал всех куриных богов, которые только были здесь. Ребра изнутри распирает восторг. Я кричу. Я готов вопить и лететь. Это праздник чертовой неизбежности! Каждый сам принимает решение, и скоро я отдам морю его счастье!
А что потом? Потом я отстрою заново города, и попробую еще раз. А вдруг? Все-таки вечность хранит чертову пропасть неизбежностей, возможностей, вероятностей. Когда-нибудь получится. Ведь у меня, безымянного бога, в запасе еще одна целая вечность и…
До грозы четверть часа.
Я иду по раскаленному асфальту, я иду босяком. За спиной прилажены черные крылья, раскрытые, они ловят отблески молний. В руках - коробка. Перекрестки сменяют друг друга, дорога устало тянется вверх по холму. Я останавливаюсь на холме и смотрю на город. Небо устало сдерживать ярость и хлынуло на дома дождем. Кажется, крыши, бетон, асфальт, - все это шипит, как только вода касается их. Ветер рвет крыши, ломает ветви. И я ликую.
И я иду дальше по дороге. Ураган обещал подбросить меня.
-
-
16.06.2006 в 18:36-
-
16.06.2006 в 18:50